Удивительно тонкая, интеллектуально глубокая и неподдельно серьезная современная русская литература — есть! (Как бы странно это порой ни звучало на фоне массового «развлекательного» чтива). Своеобразной лакмусовой бумажкой в мире высококлассной отечественной прозы является литературная премия «Русский Букер». В 2009 году победа досталась роману «Время женщин», реакция на который до сих пор довольно неоднозначна: кого-то эта книга «утомляет», а кто-то, наоборот, с большим удовольствием погружается в «зеркально-лабиринтную прозу», смакуя все особенности необыкновенно метафоричного языка. Далее, в 2011 году история получила еще более оригинальное продолжение, когда роман «перекочевал» на подмостки лучших театров страны. Автор книги Елена Чижова рассказала нам о том, как все это происходило.

Елена Чижова – писатель
Лауреат литературной премии «Русский Букер» (2009)

— Елена, поскольку Вы уже неоднократно признавались, что мнение читателей для Вас гораздо важнее, нежели мнение критики, и после выхода романа в свет прошло уже достаточно времени, возможно ли теперь подвести в некотором смысле итоги: кому интересна эта книга, кто ее читает, и есть ли на нее отклик в рядах молодого поколения?

— Мне трудно говорить обо всех читателях, потому что их много, и это, действительно, люди разных поколений, хотя, вообще говоря, я не очень люблю слово «поколение». Когда дело касается более или менее серьезных вещей, боюсь, оно не работает. Особенно в нашей стране. Картина мира, которая складывается у одних людей, абсолютно не соответствует картине мира, сложившейся у других. В московском «Современнике» этот спектакль поставил молодой режиссер Егор Перегудов, который говорил мне, что эта работа соответствует его глубинным представлениям о российской жизни. За основу своего спектакля он взял тот слой романа, где речь идет о спасении человеческой души. Вообще говоря, многое зависит от индивидуальных навыков чтения, от того, следит ли читатель исключительно за внешними событиями, или умеет разглядеть за ними более важные и сложные вещи. Но их-то как раз невозможно разглядеть, если начинать свой внутренний исторический отсчет с момента собственного рождения: пятнадцать, двадцать, тридцать лет назад. В данном случае я говорю о разных типах сознания: одно – историческое, другое – принципиально неисторическое, то есть, в каком-то смысле «гламурное». Употребляя это слово, я имею в виду не только и не столько «позитивный» мир глянцевых журналов, где жизнь исключительно прекрасна: старости нет, болезней нет, не говоря уж о смерти, нет и несчастной любви, потому что на вовремя сделанную липосакцию и уколы ботокса всегда найдется ценитель – такой же идиот-мужчина, который и сам мечтает соответствовать придуманной кем-то красивой картинке. Это – внешняя часть айсберга. А суть, как мне кажется, в том, что человек, обладающий гламурным сознанием, не чувствует экзистенциальной трагичности жизни, страшной и неизбывной тоски существования. В разные эпохи нашей истории эта «гламуризация» сознания проявлялась по-своему. В советское время тоже существовал свой гламур – все эти соцреалистические художественные фильмы и передачи, которые показывали по телевизору: идеальные матери, прекрасные дети, мудрые старики, и уж над всем этим эдакое прекрасное и справедливое государство, которое только и делает, что пытается улучшить их и без того хорошую жизнь. Я хочу сказать, что «гламур» – это не просто красивая картинка, а идеологическая система, которая направлена на то, чтобы упростить сознание человека, сделать его плоским. В разные времена идеология принимает разные формы. Поэтому, с моей точки зрения, делить людей стоило бы не на поколения, а на тех, кто либо поддается этому влиянию, либо нет. Лично мне хотелось бы думать, что я пишу для тех, кто не поддается. А сколько их – это уже другой вопрос.

Елена Чижова «Время женщин» (обложка книги)

— Вас очень часто называют «петербургским писателем», в то время как сами Вы говорите, что «Не существует петербургских, московских, брянских писателей. Это чудовищный российский провинциализм». Что Вы подразумеваете под этим самым «провинциализмом»?

— Я себя чувствую не «петербургским писателем», а человеком, который родился и живет в Петербурге. Это для меня очень важно. Но одновременно для меня столь же важно и другое самоощущение: я – человек европейский. В этом контексте противостояние Москвы и Петербурга-Ленинграда – не более чем давний литературный миф. Он существовал и в девятнадцатом веке, и в двадцатом. Да, в известном смысле Цветаева — московский поэт, а Ахматова — петербургский. Но суть их творчества не в этом. Когда я говорю о провинциализме в литературе, я не имею в виду «привязку к местности», более того, сама эта привязка – петербургский, московский, брянский писатель – кажется мне глубоко вторичной. В России водораздел проходит не по географии, а по истории. Снова я вынуждена вспомнить о том, что называется историческим сознанием. Лично для меня российский постмодернизм последних десятилетий – явление глубоко провинциальное, в частности, именно потому, что одним из его свойств является принципиальный антиисторизм. Конечно, это долгий разговор, далеко выходящий за рамки интервью, но если говорить коротко, с моей точки зрения, русская литература интересна не тем, насколько успешно она перекладывает на русский язык то, что на Западе давно открыто, переложено и по большей части преодолено, а в первую очередь своими собственными, условно говоря, открытиями, которые в нашей несчастной стране невозможно сделать, игнорируя ее трагическую историю. Конечно, когда пишешь, об этом не думаешь. Более того, если бы меня спросили заранее: будет ли «Время женщин» интересно и понятно иностранцам, скорее всего, я не нашлась бы с ответом. Но теперь, когда роман переведен на несколько языков и этот процесс продолжается, я могу ответить: да. Западному читателю интересна подлинная российская история, история человеческого существования. История внутреннего противостояния чудовищным обстоятельствам, в которых оказались мои герои – в которые их ввергла советская жизнь.

Таисия Михолап (Ариадна), Людмила Крылова (Гликерия), Светлана Коркошко (Евдокия)
Сцена из спектакля «Время женщин»
Фото: Николая Мещерякова (с сайта театра Современник)

— Интересно, что центральными персонажами книги стали три одинокие старушки, пережившие блокаду, потерявшие родных и переложившие всю свою заботу на маленькую немую девочку. Образы трех старушек сразу наводят на определенные ассоциации, в том числе и на мифологический подтекст…

— Да, в каком-то смысле три старушки — «ленинградские мойры». Но для меня здесь присутствует не только мифологическая перспектива, но еще и историческая. В детстве мама рассказывала мне одну историю, которая осталась в памяти. До войны моя прабабушка жила на Московском проспекте в коммунальной квартире, где кроме нее жили еще три пожилые женщины. Когда началась блокада, она перешла жить в семью мамы, в их 8-метровую комнату, где было тепло, потому что оставался запас дров. После первой блокадной зимы она решила проведать своих соседок и взяла с собой мою маму. Когда они пришли в квартиру, прабабушка оставила маму в прихожей, а сама обошла комнаты: откроет дверь, заглянет, закроет. И так три раза. А потом сказала: «пойдем». Как вы понимаете, ее соседки лежали мертвые в своих комнатах. И вот это ощущение… три «ленинградские парки», умершие во время блокады, оно появилось очень давно, но как-то не всплывало. И только потом, когда я начала писать «Время женщин», это чувство снова возникло.

Режиссер Егор Перегудов на репетиции спектакля «Время женщин»
Фото: Сергея Петрова (с сайта театра Современник)

— Вы уже упоминали о том, что «Время женщин» недавно было поставлено в московском «Современнике». Как Вам, вообще, получившийся результат? И у кого впервые возникла такая идея – адаптировать Вашу книгу для театра?

— Если говорить о «Современнике», мне позвонила Евгения Кузнецова, завлит и помощник художественного руководителя театра, и сказала, что у них вместе с режиссером Егором Перегудовым появилась идея поставить по книге спектакль и эту идею поддержала Галина Борисовна Волчек. Но еще раньше, буквально недели за три, мне неожиданно позвонил Темур Нодарович Чхеидзе – художественный руководитель БДТ – и сказал, что к нему пришел Геннадий Рафаилович Тростянецкий, принес книгу, они ее в театре прочитали и решили, что это надо поставить. То есть, БДТ был первым, но поскольку Геннадий Рафаилович в то время занимался другими постановками, репетировать начали только этим летом, и премьера назначена на февраль 2012 года. В процесс работы я была включена в разной степени. В БДТ мы с Геннадием Рафаиловичем вместе писали инсценировку, а в «Современнике» Егор Перегудов сделал ее сам. Тем не менее, они с Аленой Бабенко (исполнительницей роли Антонины) приезжали в Петербург, и мы довольно долго обсуждали роман. Я тоже приезжала в Москву еще в период репетиций и встречалась с актерами, занятыми в спектакле. Мы долго разговаривали – и о героях книги и об истории нашей страны.

Алена Бабенко (Антонина) и Елена Чижова на репетиции спектакля «Время женщин»
Фото: Сергея Петрова (с сайта театра Современник)

Премьера состоялась в апреле 2011 года, и спектакль, на мой взгляд, получился замечательный, и, как мне сказали, он имеет большой успех. Вообще, говоря об этом спектакле, мне хочется перечислить всех занятых в нем актеров и выразить им всем свое восхищение: Светлана Коркошко, Людмила Крылова, Таисия Михолап – они играют бабушек, Евгений Матвеев (Григорий), Сергей Гирин (Николай), Инна Тимофеева (Зоя Ивановна), Рогволд Суховерко (Соломон Захарович). О каждой актерской работе можно говорить тепло и подробно, но, конечно, не в рамках этого интервью. Надеюсь, когда-нибудь у меня будет такая возможность, но теперь я расскажу об одном ощущении, которое у меня возникло, когда я приехала к ним на репетицию. Там есть одна сцена, где бабушки, обращаясь к зрителю, разговаривают с маленькой девочкой, героиней книги. И вот представьте: я сижу в зале, и у меня возникает чувство, будто со мной разговаривают мои родные бабушки. Просто мурашки по коже... Кстати, возвращаясь к Вашему первому вопросу, на премьере было много молодых зрителей, и я своими глазами видела, как люди плакали. Так что дело совсем не в поколениях.

Людмила Крылова (Гликерия), Таисия Михолап (Ариадна), Светлана Коркошко (Евдокия), Алена Бабенко (Антонина), Инна Тимофеева (Зоя Ивановна)
Сцена из спектакля «Время женщин»
Фото: Николая Мещерякова (с сайта театра Современник)

— Насколько трудно было, вообще, адаптировать «Время женщин» под формат спектакля, и не возникало ли у Вас противоречий с режиссерами относительно видения этого произведения на сцене?

— Вы знаете, тут все зависит от точки зрения. Моя точка зрения заключается в том, что лично я отвечаю за книгу, а режиссер за спектакль. Причем задача режиссера состоит не в иллюстрации литературного текста, а в том, чтобы перевести его на язык театра. Понятно, что это – разные языки. Кроме того, режиссер создает свою концепцию спектакля, при этом, что естественно, какая-то часть текста остается, а чем-то приходится жертвовать. Все это я понимаю ясно, и ни в том, ни в другом случае у меня не возникало соблазна навязать режиссеру свои «литературные» решения. В известном смысле, театр – это вообще диктатура. Никакой «демократии» там быть не может.

Режиссер Геннадий Тростянецкий на репетиции спектакля «Время женщин»
Фото предоставлено БДТ им.Товстоногова

— А как обстояли дела с подбором актеров? Вы участвовали в этом процессе?

— Нет, я полагаю, что это тоже дело режиссера – человека, который видит «картинку», знает возможности актеров. В конце концов, это же не книжные персонажи. Я знаю, что Егор Перегудов несколько месяцев ждал Алену Бабенко, потому что он был абсолютно уверен, что именно она должна играть роль Антонины. Геннадий Тростянецкий тоже подбирал актеров сам. В московском спектакле нет маленькой девочки. Когда бабушки с ней разговаривают, они делают это «через зал». В Петербурге девочка будет. Геннадий Рафаилович сказал – замечательная. Бабушек играют Ирина Соколова, Татьяна Бедова и Екатерина Толубеева. Соколову и Бедову я много раз видела на сцене, начиная еще и их ТЮЗ-овских времен. Могу себе представить, что бы я подумала, если бы тогда мне сказали, что наступит день, и эти замечательные актрисы будут играть в спектакле, поставленном по моей книге! Но жизнь, как выясняется, длинная, бывают и такие чудеса. Антонину репетируют две актрисы: Нина Александрова и Елена Шварева. В общем, жду с нетерпением, когда мои герои «оживут» на сцене БДТ.

Репетиция петербургского спектакля «Время женщин»
Фото предоставлено БДТ им.Товстоногова

— Помимо этой разницы, чем еще будет отличаться петербургский спектакль?

— Прежде всего, это разные ракурсы. Как я уже говорила, в Москве режиссер, в первую очередь, отталкивался от темы «спасения души». Если говорить коротко, в основе спектакля «Современника» лежит идея противостояния Добра и Зла. Геннадий Тростянецкий выбрал другой – преимущественно исторический – ракурс: герои глубоко укоренены в нашей истории, которая сама по себе становится одним из главных действующих лиц. Кроме того, разные художественные решения. И в «Современнике», и в БДТ над спектаклем работали замечательные художники-постановщики: в Москве – Мария Митрофанова, в Петербурге – Олег Головко и Светлана Матвеева. Я была на приемке макета и видела удивительно точные эскизы костюмов. И очень интересные декорации. Все это вместе – и оригинальная режиссерская концепция, и художественное оформление – создает исторический образ страны. Конечно, он присутствует и в романе, но, по большей части, подспудно – дается через отдельные реплики персонажей. Авторы петербургского спектакля делают его зримым и выпуклым. Короче говоря, это очень разные спектакли. И каждый глубок и интересен по-своему.

Репетиция петербургского спектакля «Время женщин»
Фото предоставлено БДТ им.Товстоногова

— А как Вы, вообще, оцениваете то обстоятельство, что два таких серьезных театра столь отчаянно и безбоязненно взялись за постановку современного автора?

— Ну, честно говоря, никакой особой «отчаянности» я в этом не вижу. Во всем мире это нормальная практика. Есть классический, но есть и современный репертуар. Другое дело, что в России действительно довольно редко ставят современных авторов, особенно в последнее время. Возможно, это как-то связано с непростой ситуацией в стране. Кроме того, в свет выходит множество книг. Думаю, режиссерам нелегко ориентироваться в этом бурном книжном мире. Может быть, какую-то роль играют и профессиональные границы. Иногда у меня создается впечатление, что все мы этим грешим: режиссеры не больно читают современную литературу, писатели не слишком часто ходят в театр. Конечно, то, что предлагает классика – это основа основ, материал на все времена. Но мы не можем остановить процесс осмысления нашей истории, в которой все мы – и авторы, и зрители – одновременно являемся действующими лицами. Особенно теперь, когда календарный двадцатый век остался позади, но нам так и не удалось переосмыслить то время и сделать точные выводы. Вот оно и тянет нас назад – в ту же самую пучину, из которой мы, казалось бы, уже начали выбираться.

— Судя по критическим отзывам, создается впечатление, что многие Ваши произведения так или иначе связаны с Вашими личными впечатлениями, то есть, пишите Вы исключительно о том, что знаете. А как насчет погружения в какие-то иные эпохи, может быть, либо совсем далекие, либо совсем близкие?

— У критиков, вообще, свой взгляд на вещи. Но большинство историй, которые я пишу, не мои. Во всяком случае, «Время женщин» точно не моя история. Я родилась и выросла в обычной семье: папа, мама, сестра. Правда, была еще прабабушка, которая меня растила, думаю, именно из наших с ней разговоров в какой-то степени и возникли эти самые три старушки. Но, с другой стороны, конечно, я пишу только о том, что знаю доподлинно: из своей жизни, из рассказов близких и друзей, из книг. Но эти источники должны во мне совпасть – чтобы написать роман, мне требуются личные впечатления и воспоминания о времени, о той или иной эпохе. Я должна почувствовать, что все это происходит со мной. То есть стать каждым из моих героев. И в этом смысле, я каждый раз пишу свою историю. Понятно, что при таком подходе к делу не возникает соблазна написать «исторический роман». Мне кажется, я вообще очень глубоко погружена в двадцатый век – в его трагическую историю. Я уже говорила о том, что календарный двадцатый век закончился, но в каком-то смысле он все еще длится, поскольку советская цивилизация никуда не исчезла. Да, мы сменили экономический строй, но в цивилизационном смысле завязли в советском прошлом. Снова и снова мы наступаем на те же грабли, и этому, похоже, не видно конца. Что касается каждого отдельного автора, есть такое выражение, с которым я согласна: в конечном счете, каждый пишущий пишет о себе. Это не значит, что все строчат мемуары, но на бумаге всегда появляется то, что уже – может быть в непроявленной форме – существует в душе и в мыслях автора.

— Тем не менее, если говорить о нашем времени, о 2000-х годах, которые являются продолжением все того же двадцатого века, то об этом времени есть ли Вам что сказать?

— В этом году у меня вышла новая книга «Терракотовая старуха». В ней речь идет о перестройке, о 90-х годах. Думаю, осмысление этого времени станет главной темой наступающих десятых годов. Во всяком случае, в нулевые мы с этой задачей не справились. От того, в какую сторону пойдет осмысление, будет зависеть многое: либо мы двинемся вперед, либо так и увязнем в советском прошлом со всеми вытекающими отсюда трагическими последствиями для судеб страны. В «Терракотовой старухе» мне хотелось высказать какие-то собственные соображения о судьбе интеллигенции, о наших общих надеждах и заблуждениях, о горьких разочарованиях «нового времени». Принц Гамлет, характеризуя свое время, назвал его вывернутым суставом. На русский язык это место переведено как порванная нить, которая больше не связывает времена. Что-то подобное мы переживаем и теперь. Поэтому я и обращаюсь к нашей недавней истории – невозможно двигаться дальше, пока нить не связана или сустав не вправлен. Другое дело, если это доверить костоломам, придется всю оставшуюся жизнь передвигаться на костылях.

© проект SpbStarosti