О живописи этого художника говорят, что она «экспрессивна и наивна одновременно». Стихи этого поэта называют «постижением неба и земли силою воображения». Саму личность этого человека причисляют к «персонажам романтического Петербурга имени Александра Грина». Исходя из всего выше сказанного, начинает складываться впечатление о характере неординарном, немного мистическом, но, безусловно, многогранном. Пусть и не каждую, а лишь некоторые из граней необычного таланта, но нам удалось раскрыть во время беседы с художником и поэтом Еленой Завельской.

Елена Завельская – художник и поэт

— Елена, наш разговор давайте начнем с одного знаменитого высказывания Пабло Пикассо: «Каждый ребенок – художник. Трудность в том, чтобы остаться художником, выйдя из детского возраста». Как же Вам удалось сохранить в себе этого самого «художника», где Вы получали свое образование, и кто были Ваши учителя?

— Образование у меня, я бы сказала, уникальное. Оно носит несколько средневековый характер, потому, что меня персонально учил живописи художник Лев Овчинников. До встречи с ним я закончила художественную школу и технический вуз. Лев Овчинников, ныне почивший в бозе, был очень интересный многогранный художник. У него была чудная мастерская на Московском проспекте, в которой он работал и жил со своей семьей. Это было странное место, в котором водились домовые. Я подружилась с его женой. Он писал работы такие, знаете, иконописные. Вне зависимости от того, что это был за сюжет, создавалось впечатление, будто на всех его картинах лежит патина времени... И он как-то углядел во мне сразу чувство цвета, талант, и абсолютно препятствовал тому, чтобы я куда-то поступала. Потому, что сначала, когда ты начинаешь учиться, тебя вгоняют в прокрустово ложе неких законов, а потом для того чтобы ты нашел свой голос тебе нужно их забыть. Это всегда так: ты сначала наживаешь какой-то культурный багаж, а потом для того чтобы освободиться, ты должен просто отвернуться от всего накопленного и идти своей дорогой. Ну вот у меня как-то так и случилось. Я не была подмастерьем. Он меня приподнял, в том смысле, что дал понять, что я с ним на равных. Это, что касается Овчинникова. А вообще, я избегаю слова «учитель», и если не очень серьезно отвечать на этот вопрос, а, может, и наоборот, как раз таки очень серьезно, то слово «учитель» я бы поставила с маленькой буквы, потому что всё абсолютно, и все абсолютны — и любая ситуация, и любой человек — все может быть твоим учителем, и никогда ты не знаешь, где его встретишь. Даже оттого, что какая-то фраза тебя зацепила, можно начать творить. Поэтому нужно везде успевать оглядываться и слушать. «Каждый ребенок – художник», и это справедливо. Потому что детям свойственно прозревать неведомое, вне зависимости, от того в какой они родились среде. Для меня вообще очень важно понять, когда собственно наступает тот момент, когда подавляющее большинство людей отчуждают от себя то, что им было свойственно в детстве, юности – бунтарство, умение видеть по-новому? Это происходит в каждом, и, наверное, не было бы большой беды, если бы люди не начинали очень серьезно к себе относиться, без чувства юмора и самоиронии. И когда они думают, что все книги уже прочитаны, что ответы на все вопросы есть – вот тогда, мне кажется, наступает некая духовная кома…

Елена Завельская
«Автопортрет с красными перчатками»
холст, масло, 54×65 см.
2000 г.

— Вы часто называете свое творчество «попыткой честности» и совершенно осознанно держитесь в стороне от кураторов и любых художественных объединений. Единственное исключение составляло некогда легендарное Товарищество Экспериментального Изобразительного Искусства (ТЭИИ). Почему было такое исключение, и насколько оно соответствует вашей концепции «живопись без концепции»?

— Быть честным для меня значит ни от кого не зависеть, а только от собственной совести. И мне кажется, что честность разделяется на множество категорий: в бизнесе, в партнерстве, дружбе. Но самая высокая проба честности – это когда ты честен внутри себя, когда никто тебе ничего не диктует, и ты можешь быть абсолютно свободным. Но эта честность, она тяжело дается, потому что идти на легкие сделки с собственной совестью — куда как выгоднее. У меня есть такое каждодневное упражнение — ловить себя на том, о чем ты думаешь. Можно думать, что у тебя сапоги промокли, или, что купить на ужин. А можно о чем-то более существенном. И вот качество мысли оно также важно, как и качество зеленого чая, который мы пьем в данный момент. Вы же не будете есть несвежие устрицы. Вот хорошо бы, и мысли такие не думать – несвежие. У меня есть такая заметка, текст, называется «Попытка честности» — я вот как-то села и на раз решила написать, что сама о себе думаю, — там и весьма нелицеприятные вещи есть…

Елена Завельская
«Автопортрет с манекеном»
дерево, масло, 29×36 см.
2000 г.

Что до кураторов, возможно, бывают какие-то кураторы удивительные, которые уважали бы мое пространство, не диктовали мне, что покупается, но я с ними не знакома. Я знаю одно: стоит только подумать, понравится ли это кому-то или нет, — вот тут-то птичке и конец. Ты начинаешь либо цитировать самого себя, либо идти на поводу у сомнительных вкусов. У нас сейчас нет таких в хорошем смысле буржуа, каких мы видели в фильмах Годара, Буньюэля, привыкших украшать свое пространство картинами просто из снобизма. Сейчас достаточно свернуть за угол и посмотреть, что продается, что покупается. Там где соединяется творчество и бизнес, наступает серьезная опасность для творчества. Потому что тебе «заказывают». Ведь сейчас нет таких имперских особ, которые когда-то давали полный карт-бланш, скажем Моцарту, которые доверяли вкусу художника и покупали этот штучный товар…Когда заказывали, скажем, реквием или вальс, но при этом не навязывали свой вкус. Если же вернуться к Товариществу, то его уже не существует — это некая легенда, имевшая место быть. В очень непростое время, когда талантливые люди шли работать в кочегарки, когда вот эта честность заставляла кого-то выходить на площадь, а кого-то уходить во внутреннюю эмиграцию, создалось такое Товарищество Экспериментального Изобразительного Искусства, которое объединяло абсолютно разных людей. Это был андеграунд, включавший единомышленников, персон нон грата и людей, которые старались быть честными. Они мне дали пристанище, площадку, выставки, какие-то люди обо мне узнали. Я уже говорила, что читающий, рассуждающий, мыслящий художник – это почти нонсенс. И вот там были такие люди, кое-какие еще до сих пор остались, и с ними просто приятно дружить.

Елена Завельская
«Мечтатель»
холст, масло, 50×60 см.
2011 г.

— Вы неоднократно признавались, что испытываете трудности с названиями своих картин и стихов, поскольку это всегда требует какой-то словесной интерпретации произведения. А как Вы относитесь к искусствоведам, филологам, художественным критикам и всем тем, кто склонен рассуждать на извечную тему «что хотел сказать художник»? Павел Филонов, например, считал, что их деятельность лишена всякого смысла…

— Я не склонна быть такой категоричной, все зависит от персоналий. Есть, например, совершенно замечательный труд Швейцер «Быт и бытие Марины Цветаевой». Это удивительное погружение в мир Цветаевой. Попытки интерпретировать творчество, конечно, не лишены смысла. Ничто не является никчемным трудом, если это талантливо сделано с большим бэкграундом, знанием истории, а не критика ради критики. Некоторым людям просто необходимо, чтобы искусство им объяснили, и они могут учиться только так, с помощью учителя, лекций, книг. Через это все они приходят к тому, что начинают видеть сами, и им уже не нужен проводник. Так что, искусствоведы, филологи — это поводыри, и они нужны, поскольку множество людей слепы. Художнику же, я считаю, интерпретировать себя бессмысленно, потому что все, «что хотел сказать художник», он уже сказал в своем произведении. Продукты твоего творчества тебе в некотором смысле не принадлежат, точно так же, как и сам ты себе не принадлежишь. Потому что сама жизнь нам дана взаймы. Тебе не принадлежит ни твой ребенок, ни твой любимый, ни твои друзья — тебе ничто в этом мире не принадлежит. Тебе всем этим дали даже не воспользоваться, а насладиться или научиться.

Елена Завельская
«Взаимоотношения»
холст, масло, 55×75 см.
2004 г.

— Вся Ваша поэзия буквально пропитана атмосферой Петербурга, где «город простужен от подошв до венца», где «сфинксы врастают в гранит», и где «слаженно ангелы ночью трубят». Кажется, будто город служит для Вас настоящим источником вдохновения, и если Петербург, действительно, Муза, то какая она для Вас?

— Город, и правда, мой персонаж, главное действующее лицо, друг, враг, – третьего не дано, и в нем сходят с ума, либо от одиночества, либо от любви. Так или иначе, но равнодушным к этому городу невозможно оставаться – это мое глубокое убеждение. На самом деле город, конечно, влияет на всех нас — это наша вторая одежда. Я свои стихи вышагиваю, выбиваю башмаками, и никогда не пишу за столом, я их приношу домой «в подоле», и хорошо, если что-то успеваю потом записать. О Музе мне сложно ответить, потому что есть категории, которыми ты мыслишь, а есть, вопросы которые приводят в ступор. Я просто не думаю такими категориями: пришла ко мне Муза или нет. Мой сборник стихов называется «Между небом и землей». И каждый шаг, каждую минуту человек бывает в этом состоянии – между небом и землей. Мы такие существа: у нас есть крылья, но у нас есть и вериги на ногах. И если тебе удается приподняться над землей, хоты бы низехонько, то с тобой все хорошо. Но это не значит, что с тобой все плохо, если ты грохнулся. Даже неизвестно, что лучше. Иногда падение в грязь бывает удивительно полезно. Так что, Муза для меня, наверное, и есть такое состояние — между небом и землей.

Елена Завельская
«Белая ночь на Мойке»
холст, масло, 40×50 см.
2009 г.

— Любопытно, что иллюстрациями к этому сборнику стихов послужили Ваши же картины. Как Вам удается совмещать эти два вида творчества, и насколько они соотносятся друг с другом в Вашем сознании?

— Это, безусловно, два разных инструмента, и на них невозможно играть одновременно, потому что я не виртуоз. И это абсолютно два разных настроения, как это ни парадоксально. Некоторые мои картины характеризуют, как печальные или трагические. Одна женщина — совершенно замечательная, очень тонкий ценитель, она была на моей выставке четыре раза — сказала удивительные слова: «Это так печально…, так трагично…, что почти весело!». И это очень комплиментарная для меня оценка, потому что для меня «настоящее» искусство — это как чаплинское кино, когда ты плачешь и понимаешь, что ты смеешься и наоборот. Пишу я тогда, когда у меня есть кураж. Это такое состояние, когда перед тобой лежит палитра и ты, не глядя на нее, берешь краски кистью или мастихином. Ты просто «знаешь», где лежит какая краска.

Елена Завельская
«Мотив»
холст, масло, 50×70 см.
2008 г.

А стихи, поэзия – это тоже порыв, но это два разных инструмента. Поэты обычно рано начинают писать стихи и потом, как правило, их дар истощается. Редкие поэты бывают «долгожителями», такие как Ахматова или Бродский, которые сумели дотянуть до конца эту высоту, этот полет. Стихи случились со мной вот как-то сразу. И пишу я их, когда мне очень скверно, — ну вот очень скверно – и это такой способ не падать духом, не самоуничтожаться, но сублимировать это состояние в точное слово. И тогда ты сам себя, как Барон Мюнхаузен, за волосы вытаскиваешь из этого состояния. А есть такой способ «самовытаскивания», как у Киры Муратовой, например, которую я очень люблю как художника, и ценю ее как режиссера. Но когда я была на встрече с ней, ей сказали, что ее фильмы убийственны, что они могут быть для кого-то последней чертой. Она ответила: «Меня это не волнует, мне это совершенно безразлично, если даже кто-то полезет в петлю. Вот у меня болело сердце, я должна была освободиться». Мне кажется, в этом есть даже некая безответственность. Как правило, творческий человек практически без исключения редко бывает доступным, приятным, открытым, которому интересны другие люди, который умеет не только слушать, но и слышать. Обычно это эгоцентричная личность, и этому есть объяснение. Если человек всего себя чему-то отдает, то, наверное, он должен быть абсолютно сосредоточен на своем деле. Но для этого ему нужно, либо жить анахоретом в какой-то норе вне материального мира, либо при нем должны находиться какие-то люди, которые служили бы ему и выстраивали вокруг него некий кокон, чтобы этот человек творил. Например, у Солженицина — его жена была человеком, обустраивающим его жизненное пространство. … Так вот, живопись и поэзия — это два разных инструмента. Поэзия, скорее, лютня, а живопись – концертный рояль. Сочетание поэзии и живописных работ в сборнике «Между небом и землей» сложилось из готовых работ, что-то звучит контрапунктом, что-то совпадает… Тот кто анализирует, тот расчленяет и каждую деталь рассматривает отдельно. Синтез же, мне кажется, более правильный путь познания, когда ты видишь объект многомерным, и не застывшим, но постоянно изменяющимся в каждый момент.

Елена Завельская
«Барсик»
холст, картон, масло, 25×35 см.
1997 г.

— Одна известная питерская художница, поэт и публицист Юлия Беломлинская сказала про себя и про Вас: «Меня и Завельскую объединяет роль городских сумасшедших женщин, взятая на себя однажды и бесповоротно». Что же это за роль, и что Вы в нее вкладываете?

— Этот вопрос для меня абсолютно неожиданный. Это вопрос к Юле. Хотя у нас с ней получился бы неплохой тандем. Я, конечно, сама себя так никогда не позиционировала, но на моей недавней выставке, действительно, была картина, которая называется «Городской сумасшедший». На ней изображены люди и летящий ангел, которого видит только один городской сумасшедший. Городской сумасшедший – это, можно сказать, блаженный. С точки зрения обывательского сознания — это человек неудобный, неправильный, ведь если ты смотришь наверх, то обязательно споткнешься. А может быть и полетишь. Есть, конечно, еще и третий путь – это встать на рельсы и катиться. Вот локомотив есть, и ты сидишь в своем вагоне, или сам являешься таким вагоном, — и катишься к станции назначения, которая, всем известно, какова. Смотришь в окно — не выйти. И маршрут строго расписан от рождения до смерти…Наверное, большинство людей так живет.

Елена Завельская
«Городской сумасшедший и ангел»
холст, масло,, 60×60 см.
2011 г.

— То есть, катиться по рельсам, жить по расписанию, планировать будущие картины или стихи Вам совершенно не свойственно?

— Да, с этим делом у меня сложно. Конечно, плановое хозяйство не для меня. Ведь воодушевить или послужить неким посылом к творчеству может даже обычный разговор, нечто, что невозможно заранее спланировать. Случается так, что даже целые циклы приходят вдруг из подсознания. Во мне много крови намешано. Я прочту стихотворение на эту тему, чтобы было понятно:

У меня прабабки были:
Еврейка, сербка и полячки.
Тоску, сердечность и горячность
Они в наследство подарили.

Тиха была, наверное, сербка,
Быстра, наивна, простодушна,
Платок повязывала душно,
Но целовать умела терпко.

Еврейская тоска не дышит,
Но слышать может только боль.
Кудрей неистовая смоль
Прядь русую мою колышет.

А польский гонор – дама треф –
Неистребимое кокетство.
Мне не обузою наследство.
Дзенькую бардзо и пся крев

Елена Завельская
«Воспоминания»
холст, масло, 50×70 см.
2010 г.

Я эту кровь ощущаю в себе… Со стороны мамы – это, можно сказать, голубая кровь по дворянской, польской линии. Все эти люди превратились в лагерную пыль. Во мне течет и четверть еврейской крови. Я точно не знаю, какая их постигла судьба, могу лишь только догадываться, что большинство из них было уничтожено. Пепел Клааса, конечно, стучит в мое сердце. Однажды у меня родился цикл «Еврейское счастье». Эти люди стали сами приходить ко мне, и я поняла, что никто и ничто не уходит в никуда. Я брала чистый холст, и на нем проступали эти лица. Причем многие уверены, что эти люди написаны с натуры. На одной из выставок ко мне подошла женщина и сказала: «Таки уже вы были в этих местечках — на Украине, в Белоруссии?». Я говорю: «Да нет, я, правда, там никогда не была». «Таки не надо мне рассказывать майсы, вы же это все видели!»… Я не строю никаких планов. Все может быть толчком к творчеству. Если ты любишь человека, если ты расположен к нему, то ты можешь не только с ним поделиться чем-то своим, но и взять от него что-то очень важное, и найти в этом источник вдохновения…

© проект SpbStarosti